Дом был построен в 1911 году в фешенебельной Артиллерийской слободе, занятой в основном административными зданиями и доходными домами, принадлежавшими военным. Исследователи архитектуры до сих пор спорят относительно того, кто был его автором. Согласно основной версии, его спроектировал и построил дуэт из видного зодчего Василия Васильевича Шауба и его не менее именитого коллеги по цеху Претро Ипполита Александровича. Среди остальных построек своего десятилетия дом выделяет нетипичный стиль. Такого нарядного, но одновременно ироничного неоклассицизма в гремучей смеси с модерном в городе не найти. В 2019 году особенно удивляют отлично сохранившиеся интерьеры парадной. 

За симметричным фасадом прячется настоящая выставка отделочных материалов. Парадная лестница облицована бело-серым мрамором, на стенах — пилястры, отделанные венецианской штукатуркой под ценные породы камня. Потолок украшен кессонами (декором в виде углублений на перекрытии). Сохранился лепной декор на потолке и стенах, деревянная входная группа. 

В парадной сохранились деревянные квартирные двери в неоклассическом стиле. Над ними расположены плафоны с росписями, изображающими стилизованную лепнину, — тоже оригинальными, начала ХХ века. 

Окна в парадной украшены простыми, но изящными витражами. Геометрический узор из стёкол разных фактур отличается от обычного петербургского витража того времени — богатого на флоральные мотивы, яркого, очень декоративного. Красивая деталь, которую сложно заметить сразу, — металлические переплёты витража в этом доме шире, чем обычно в домах того времени. В этом доме металл — полноценное изобразительное средство на холсте витража, он не служит только для того, чтобы удерживать на месте стекла. Общая сдержанность решения оконного заполнения компенсируется размерами самого проёма — в парадной так называемые «французские окна», высотой от самого пола до потолка. В Петербурге это встречается не так часто. 

Удивительно, что и тяжёлый 1917-й, и жуткие блокадные зимы пережили пузатенькие деревянные балясины на лестнице. В городе не так много домов сохранили в своей отделке дерево: в холода жгли всё, что горело. 

Известно, что до революции в доме жили военные, инженеры и архитекторы. Главную же квартиру на втором этаже занимал сам владелец дома. Сохранились воспоминания его дочери Нины Алексеевны Кривошеиной. Её мемуары называются «Четыре трети нашей жизни», по ним был снят фильм «Восток-Запад» с Олегом Меньшиковым, Катрин Денёв и Сергеем Бодровым-младшим. Кроме самого дома, в мемуарах описана и квартира, где жила семья, — самая большая в доме, площадью в 500 квадратных метров. 

Из воспоминаний Н. А. Кривошеиной (Мещерской): 

«В 1912 году отец построил большой доходный дом № 22 по Кирочной улице, и зимой 1914 года мы в него переехали, в квартиру, которая занимала полтора этажа, с внутренней лестницей. У нас на Кирочной, 22 была большая биллиардная комната, где стоял отличный светлого дерева английский биллиард, а вдоль одной стены шли высокие, светлые, со спинкой скамьи. Играли все охотно — в пятнадцать шаров, и эта комната была центром домашней вечерней жизни, так как в войну не полагалось ни танцевать, ни устраивать домашние концерты — никаких внешних проявлений веселья у нас дома не допускалось, и даже в большом зале зажигалось только одно бра и по вечерам царила полутьма». 

Интересно, что Нина Алексеевна запомнила год постройки дома с ошибкой. Сама она родилась в 1895 году, во время первой волны эмиграции она уехала из России, затем вернулась, а после — уехала опять. 

Так она описывает вечер 25 октября 1917 года: 

«Мне ещё ни разу не приходилось одной ночью оказаться на улице, хоть бы и на своей Кирочной. Шла всё быстрее; внезапно вдоль улицы с грохотом просвистело шесть выстрелов. Это что ж, в меня стреляют? — Да никого другого и нет. Я не выдержала и сколько было сил побежала, хотя сперва решила, что ни за что не побегу, что не надо показывать (кому собственно?), что так страшно. Наконец добежала до дома: к счастью, вход во двор был открыт, и я влетела под своды дома. Чёрная лестница была тускло освещена, я пробежала восемь или десять ступенек до нашей квартиры, и мне сразу открыли». 

Сегодня квартира из книги продаётся. В ней сохранились исторические интерьеры — камины, деревянная отделка биллиардной, лепнина, паркеты. В квартире не так давно побывал блогер, исследователь старого фонда Максим Косьмин — он опубликовал снимки в своём инстаграм-аккаунте. Максим рассказал, что в 1990-е квартира была коммунальной, её разрезали на крошечные комнаты. Затем квартира была расселена, начались работы по её реставрации — и на этаж выше произошёл пожар. Пострадавшая часть была вновь восстановлена, но с тех пор работы в бывшей хозяйской квартире приостановились. 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

На фотографиях — бывшая биллиардная комната. На время первой мировой войны вся вечерняя жизнь квартиры переместилась сюда. Из мемуаров Нины Кривошеиной: «У нас, на Кирочной 22, была большая биллиардная комната, где стоял отличный светлого дерева английский биллиард, а вдоль одной стены шли высокие, светлые, со спинкой скамьи. Играли все охотно — в пятнадцать шаров, и эта комната была центром домашней вечерней жизни, так как в войну не полагалось ни танцевать, ни устраивать домашние концерты — никаких внешних проявлений веселья у нас дома не допускалось, и даже в большом зале зажигалось только одно бра и по вечерам царила полутьма.» После революции Нина Кривошеина бежала из страны, а после войны она с мужем и сыном вернулись в СССР. Как оказалось, очень опрометчиво: её муж Игорь Кривошеин почти сразу был арестован, обвинён в «сотрудничестве с мировой буржуазией» и приговорён к десяти годам лишения свободы. Летом 1952 года Нина Алексеевна работала кассиром в тесной будке Свердловского парка культуры в Ульяновске. Описывая этот период, она снова упоминает игру в бильярд: «За моей будкой, под деревьями, ставили два небольших биллиарда; на них играли больше всего ученики старших классов — многих из них я знала, и всякий неудачный удар сопровождался отборной бранью. Ни одного слова эти юноши не могли произнести без этих кратких и выразительных слов; правда, и вообще-то на улицах города царили те же слова: что и говорить, сильный русский язык! Но ведь эти ребята учились в школе, читали что-то... В 1953-54 г. "матерщина" звучала все больше и чаще - или это я прежде не замечала?» Об удивительном: к первому посту про эту квартиру здесь, в Инстаграме, оставил несколько комментариев Никита Игоревич Кривошеин — сын Нины Кривошеиной, живущий сейчас в Париже. Привожу их здесь: «Когда я жил в СССР то посетил эту мою квартиру превращенную в коммуналку, меня впустили и я увидел камин, дальше не разрешили войти узнав что я наследник, хотя в те времена чего было бояться. В дополнение, закона о реституции в РФ не существует, а поэтому желал бы чтобы эта квартира нашла хороших и бережных хозяев». via @mkelite.ru

Публикация от Maxim (@maax_sf) 15 Авг 2018 в 10:28 PDT

В советское время Кирочная была переименована в улицу Салтыкова-Щедрина. Согласно телефонным справочникам, в 1976 году тут располагался полотёрно-поломойный цех № 1 комбината «Трудпром» № 1, в 1978 году – пункт № 1 приёма заказов на поломойно-полотёрные работы комбината «Трудпром» № 1, а в 1982 и 1988 годах — ателье по приёму заказов от населения по комплексной уборке квартир комбината «Трудпром» № 1. 

Посмотреть эту публикацию в Instagram

Ещё одна комната квартиры Мещерских — кабинет самого Алексея Павловича Мещерского. Интерьер сохранился отлично: деревянная отделка стен со встроенными шкафами, камин, потолок и инкрустированный паркет. Алексей Павлович ушёл из семьи в феврале 1917-го, оставив дом на Кирочной своей бывшей жене и дочерям. Он купил в Москве особняк в Глазовском переулке и осел там. После Октябрьской революции члены семьи разными путями бежали из страны. Нина Кривошеина убежала по льду Финского залива и оказалась в Париже, где также поселился её отец с мачехой (отца успели до этого арестовать в Москве и отпустить, после чего они тоже бежали через Финляндию). Мама с сестрой осели в Югославии. Около 10 лет понадобилось Нине и её мужу Игорю Кривошеину, чтобы более менее встать на ноги в Париже: «Осенью 1928 г. мы внезапно <...>, переехали в однокомнатную квартиру на четвертом этаже в старом доме, с видом на темноватый двор, но в трех минутах от Champs Elysées, и вот в этом доме мы прожили двадцать лет. Безумие строительства тридцатиэтажных коробок тогда еще не начиналось, дома в 10 этажей и то попадались редко. Даже в такой роскошной части города еще продолжали жить вот такие дома без возраста, почти ни в чем не изменившиеся вплоть до войны; впрочем, сейчас 1978 год, а наш дом, 22 rue Jean Goujon, до сих пор здравствует <после 1978 года дом был снесён, сейчас там постройка примерно 80-х>. Через год мы спустились по нашей крутой лестнице, к которой я уж совсем привыкла, на первый этаж, и тут у нас, впервые после отъезда из России, появилась настоящая квартира в три комнаты, с окнами на улицу, где мы себе все понемногу устроили — прежде всего ванную: ведь столько лет подряд приходилось идти мыться в ванное заведение, или же иногда к мачехе! Дай помаленьку покупали на "Marché-aux-Puces" старинную мебель стиля Empire, абажуры и лампы на светящихся подставках, в то время входивших в моду, -словом, только тогда мы сбросили парашют и, наконец, сели на французскую землю. Это были одни из самых удачных годов нашей жизни; не скажу, чтобы мы богатели, потому что, кроме очередной зарплаты, на счету в банке ничего не было; но мы начали ездить на каникулы, посещать кино, театры, покупали книги.»

Публикация от Maxim (@maax_sf) 24 Авг 2018 в 4:00 PDT

Сегодня дом № 22 по Кирочной улице охраняется государством с 2001 года. Его юридический статус — выявленный памятник.

Текст: Ксения Сидорина